Избушка на курьих ножках - языческий домик мертвых.

Ezomir.

Известно, что давным-давно на территориях верхней волги, Оби и Москва - реки жили племена финно - угров - предки летописных Мери и веси. Их культура названа по городищу у с. дьяково, расположенного вблизи коломенского (усадьба в Москве), которое было исследовано в 1864 г. Д. я. самоквасовым и в 1889-90 гг. в. и. Сизовым.

Долгое время оставался неизвестным погребальный обряд дьяковцев. Ученые изучили десятки памятников, но среди них не было ни одного могильника. Науке известны погребальные обряды, после которых от праха не остается практически ничего, либо захоронения не имеют внешних признаков. Шансы найти следы подобных погребений почти равны нулю или во многом зависят от воли случая.

В 1934 г. в ярославском Поволжье при раскопках дьяковского городища березняки было найдено необычное сооружение. Когда-то это был небольшой бревенчатый домик, в котором находились кремированные останки 5-6 человек, мужчин, женщин и детей. Долгое время этот памятник единственным в своем роде оставался. Прошло более тридцати лет, и в 1966 г. был найден еще один "Домик Мертвых", и не на верхней волге, а в Подмосковье, близ Звенигорода, при раскопках городища у саввино-сторожевского монастыря.

По мнению исследователей, когда-то это была прямоугольная бревенчатая постройка высотой около 2 м с двускатной крышей. С южной стороны был устроен вход, внутри у входа находился очаг. В "Домике Мертвых" были найдены остатки не менее 24 трупосожжений и, как и на городище березняки, обломки сосудов, украшения и грузики "Дьякова типа". В нескольких случаях прах был помещен в сосуды - урны. Некоторые из урн были сильно обожжены с одной стороны, возможно, что во время погребальной церемонии они находились около костра.

Обычай строить бревенчатые надмогильные сооружения не является уникальным. Он широко известен по многочисленным археологическим и этнографическим данным на севере восточной Европы и Азии, причем в некоторых областях эта традиция существовала вплоть до Xviii в. и даже позднее. Погребальный обряд выглядел, скорее всего, следующим образом: тело умершего сжигали на костре где-то за пределами поселения. Такой обряд у археологов кремацией на стороне называется. После совершения обряда кремированные останки помещались в "Домик Мертвых", своеобразную родовую усыпальницу, обычно находившуюся в удаленном от жилья месте.

Как и в предыдущем случае, "Домик Мертвых" был обнаружен прямо на территории поселения, что достаточно странно для погребального сооружения. Впрочем, как считают исследователи, коллективная усыпальница могла быть устроена там тогда, когда городище уже не использовалось как поселение.

Но наиболее интересно то, что с этими "Домиками Мертвых" русские знакомы с самого детства.

Избушка на курьих ножках в народной фантазии московитов была смоделирована по образу дославянского (финского) погоста - маленького "Домика Мертвых". Домик ставился на опоры - столбы. В "Домик Мертвых" московиты складывали испепеленный прах покойного (как и хозяйка избушки Баба-яга всегда хочет засадить Ивана в печь и изжарить его там. Сам гроб, домовина или погост - кладбище из таких домиков представлялись как окно, лаз в мир мертвых, средство прохода в подземное царство. Вот почему сказочный герой московитов постоянно приходит к избушке на курьих ножках, чтобы попасть в иное измерение времени и в реальность уже не живых людей, а волшебников. Другого пути туда нет.

Куриные ноги - всего лишь "Ошибка Перевода". "Курьими (Курными) Ножками" московиты (славянизированные финно - угры) называли пеньки, на которые и ставилась изба, то есть домик Бабы-яги изначально стоял всего лишь на закопчённых пеньках. Скорее всего, эти пеньки обкуривались, чтобы по ним не проникали в "Домик Мертвых" насекомые и грызуны.

В одной из двух сохранившихся повестей "О Начале Москвы" рассказывается о том, что один из князей, спасаясь в лесу от сыновей боярина кучки, укрылся в "срубе", где был погребен "некоторый мертвый человек".

Знаменательно и описание того, как старушка помещается в избушке: "Зубы на Полке, а нос в Потолок Врос", "лежит на печке Баба-яга костяная нога, из угла в угол, зубы на полку положила", "впереди голова, в углу нога, в другом другая". Все описания и поведение злобной старушки канонической заданностью отличаются. Это не может не наводить на мысль о том, что мифологический персонаж так или иначе навеян реальностью.

Не похоже ли это на впечатления человека, заглянувшего через щелку внутрь описанного выше небольшого "Домика Мертвых", где лежат останки погребенного? Но почему тогда Баба-яга - женский образ? Это становится понятным, если предположить, что похоронные ритуалы исполняли дьяковские женщины - жрицы.

Русские - не славяне.

Российские ученые с завидным упрямством отстаивают фантазии о якобы "Славянском" происхождении русских, а потому называют "славянскими" и сказки о Бабе-яге, и обряд "домика мертвых". Например, известный специалист в области мифологии а. Баркова пишет в энциклопедии "Славянская Мифология и Эпос" (ст. "Верования Древних Славян":

"Её Избушка"на курьих ножках" изображается стоящей то в чаще леса (центр иного мира), то на опушке, но тогда вход в неё - со стороны леса, то есть из мира смерти. Название "Курьи Ножки" скорее всего произошло от "курных", то есть окуренных дымом, столбов, на которых славяне ставили "избу смерти" - небольшой сруб с прахом покойника внутри (такой погребальный обряд существовал у древних славян ещё в VI - IX вв. Баба-яга внутри такой избушки представлялась как бы живым мертвецом - она неподвижно лежала и не видела пришедшего из мира живых человека (живые не видят мёртвых, мёртвые не видят живых.

Она узнавала о его прибытии по запаху - "Русским Духом Пахнет" (запах живых неприятен мёртвым. Человек, встречающий на границе мира жизни и смерти избушку Бабы-яги, как правило, направляется в иной мир, чтобы освободить пленную царевну. Для этого он должен приобщиться к миру мёртвых. Обычно он просит ягу накормить его, и она даёт ему пищу мёртвых.

Есть и другой вариант - быть съеденным ягой и таким образом оказаться в мире мёртвых. Пройдя испытания в избе Бабы-яги, человек оказывается принадлежащим одновременно к обоим мирам, наделяется многими волшебными качествами, подчиняет себе разных обитателей мира мёртвых, одолевает населяющих его страшных чудовищ, отвоёвывает у них волшебную красавицу и становится царём".

Это выдумки, славяне к Бабе-яге и ее "Домику Мертвых" не имеют никакого отношения.

И. П. шаскольский писал в очерке "к изучению первобытных верований Карел (погребальный культ) (ежегодник музея истории религии и атеизма, 1957. М. - Л.:

"Для Изучения Первобытных Верований Наиболее Интересны Представления Карел о Погребальном Сооружении как о"доме для мертвого". Такие представления имелись в древности у многих народов, но на карельском материале они могут быть прослежены особенно явственно.

Как уже сказано, в карельских могильниках в каждую могильную яму обычно помещался сруб из одного или нескольких венцов; сруб обычно был около 2 м длины и (если могила предназначалась для одного покойника) 0, 6 м ширины. В некоторых случаях над срубом устраивалась дощатая крыша. При этом все сооружение вместе с крышей оставалось ниже поверхности земли. В открытых в. и. равдоникасом могильниках XI - Xiii вв. На реках видлице и тулоксе (у северо-восточного берега ладожского озера), принадлежавших, по-видимому, карелам - ливвикам, также существовал обряд погребения в срубе, с той лишь разницей, что сруб с погребением не опускался в могильную яму, а помещался на поверхности земли, и над ним насыпался невысокий курган (в. и. равдоникас. Памятники эпохи возникновения феодализма в Карелии и юго-восточном приладожье Л., 1934, стр. 5. ).

В наиболее развитой форме (встретившейся в нескольких могилах) это сооружение имело не только крышу, но и пол из досок, вместо пола на дне сруба иногда бывала разостлана звериная шкура или же настлан слой глины (подражание глинобитному полу. Это сооружение представляло собой прямое подобие обычного крестьянского дома; в таком "Доме" должна была, очевидно, протекать загробная жизнь умершего.

Аналогичные представления в Карелии и по этнографическим данным прослеживаются.

В глухих районах северной Карелии в конце XIX в. можно было видеть на старых кладбищах небольшие бревенчатые "Домики для Мертвых", вынесенные на поверхность земли; эти домики представляли собой глухой сруб из нескольких венцов и были снабжены двускатной крышей. К коньку крыши часто был прикреплен резной деревянный столбик, в свою очередь имевший маленькую двускатную крышу. В некоторых случаях это сооружение находилось над могилами двух или нескольких родственников; тогда число столбиков конька указывало на число погребений.

Иногда этот столбик ставили рядом со срубом. С течением времени обряд, видимо, несколько упростился. Вместо сруба со столбиком над могилой стали воздвигать только один столбик, сделавшийся символом "Домика Мертвых".

Подобные могильные столбы с двускатными крышами и богатой орнаментацией были широко распространены в Карелии еще в XIX в. во многих местах под давлением православного духовенства столбы были заменены новой формой надгробных памятников - крестами с двускатными крышами (в. и. равдоникас, ук. Соч., стр. 20, рис 24 и 25.

Можно проследить и другую линию развития того же обряда. Уже в XII - Xiii вв., вместо устройства целого "Дома для Мертвого", большей частью ограничивались символическим изображением этого дома в виде сруба из одного венца. Обычай опускать в могилу сруб из одного венца сохранялся в отдельных районах Карелии до конца XIX в. с той же лишь разницей, что срубом окружалось не одно захоронение, а все погребения одной семьи. В других районах вместо могильного сруба могилу стали окружать венцом из бревен, лежащим на поверхности земли. Находящаяся на тикском кладбище могила легендарного карельского героя рокача окружена на поверхности земли забором из девяти бревен, т. е. настоящим срубом".

Карельское старое кладбище.

Как мы видим, это традиции не "Древних Славян", а карелов и прочих финнов. Предки русских - финно - угры московии - хоронили своих покойников в "Домиках Мертвых", что казалось диким для киевских князей, захвативших залесье. Болгарские попы, приехавшие с киевскими князьями, боролись с этим обрядом, но все равно русские по сей день ставят погребальные кресты с двускатными крышами. Эта русская традиция четко финское происхождение русского этноса отражает.