Эта статья - отрывыок из книги "солнце и смерть.

Диалогические исследования", представляющей собой диалог между немецким философом Петером слотердайком и биографом Гансом - Юргеном хайнрихсом о генной инженерии, глобализации, массмедиа и других проблемах современной цивилизации.

Ганс-юрген хайнрихс: гуманизм во всех его вариантах - это программа, которая использовалась философами, идеологами, авторами колонок в газетах всякий раз по своему усмотрению и в своих интересах. Йорг хайдер (праворадикальный австрийский политик. -. Прим. ред. Провёл свою предвыборную кампанию осенью 1999 года по всей Австрии, используя гуманистические слоганы. Поэтому у французского философа Филиппа лаку - лабарта возникли веские основания для того, чтобы иронично сказать по этому поводу: "Нацизм - это Гуманизм".

Я хотел бы задать последний вопрос, который касается темы соотношения человеческого достоинства и техники - темы, которая стала столь нелёгкой после того, как центральной проблемой биологии становится проблема технологического производства человека. В христианской традиции люди обладали достоинством как творения бога или как образы божьи. Что будет с этим достоинством, если человек станет неумело вторгаться в человека и ковыряться там с помощью генных технологий? В одной телевизионной дискуссии вы коснулись этой проблемы, заявив, что желали бы установления запрета на такие неумелые произвольные вмешательства - например, в форме моратория на использование генных технологий. Внимание! Только в том случае, если я верно понял вас, то вы всё же допускаете право людей улучшать свои естественные условия в отдалённой перспективе - как только они смогут нести осмысленную ответственность за такие затеи.

Петер слотердайк: боюсь, мы оставили самое трудное напоследок - и сейчас, в конце беседы, не сможем обсудить его надлежащим образом. Вероятно, чтобы указать на сложности, которые нас ожидают, следует высказать хотя бы такое суждение: в основополагающей христианской традиции бог представлялся как творец, у которого желания и умения не расходятся. Это выражается классическим атрибутом "Всемогущий". Таким образом, если бог всемогущ, то ему нет нужды прислушиваться к мнению какой-нибудь там комиссии по оценке последствий творения. Он может и имеет право выражать себя непосредственно и передаёт своё совершенство сотворённому им дальше, по всей линии, причём ему нет нужды опасаться последствий неудачи в действиях - а вот перед творцом более слабым эта проблема встаёт сразу же. На совершенное творение совершенного творца не бывает никаких рекламаций - и нет никакой нужды в том, чтобы они появлялись. То, что выходит из рук совершенного творца, eo Ipso всегда приемлемо. На линии платоновской онтологии та же самая мысль выступает как аксиома: "Всё Сущее Хорошо". Авторы библейской книги бытия и Платон выразили - в каждом случае на свой лад - заинтересованность в том, чтобы их теология начиналась с оптимума и максимума, дабы исключить из борьбы конкурирующие имперские космогонии и теогонии. В этом - причина, по которой оба супрематизма смогли слиться друг с другом, проникнуть друг в друга и дать в результате христианскую теологию.

Между II и IV веком после рождества христова в восточном захолустье римской империи люди начали размышлять о творце и демиурге, исходя из других, уже изменившихся интересов. Между Иерусалимом и Александрией теперь возникло представление о таком боге, у которого умения и желания уже не совпадают. Само по себе то, что на сцене мышления появилось представление о непервоклассном создателе, было вызвано принципиальным уважением к творению как таковому. Начиная с этого момента стала возможной идея, что сущее могло произойти и из рук какого-либо неумелого бога. Вследствие этого мысли ранних европейцев о первом творце разделились - одни в духе старого доброго католицизма защищали оптимальность сотворённого, по каковой причине не должен был бы даже возникнуть сам вопрос о вмешательстве в глубинные генетические структуры; другие же, выражая критический настрой по отношению к сущему, полагали, что сотворённое есть результат недостаточных умений и возможностей, то есть творение было неудачным - в отдельных моментах или в целом. Второй из диагнозов, естественно, предполагает и тезис о том, что последующие улучшения легитимны, - причём ратующие за такие улучшения хотят осуществить их, ещё пребывая в этом мире. Таким образом мы - находясь в самой гуще современных инженерных культур - наследуем теологию делания, которая подмывается гностическим течением, направленным против неё. Потому мы и не смотрим с безграничным энтузиазмом на страсть непрерывно мастерить что-либо - даже на божью, а уж на человеческую - и подавно.

Можно было бы полагать, что в данный момент мы разыгрываем сюжет из поздней античности - но на современной сцене. Одна фракция человечества предстаёт при этом в роли деятеля - творца, а вторая выступает против него. Различие между богом - творцом и богом - спасителем воспроизводится в различии между человеком - делателем и. как бы нам следовало назвать его. Вероятно, человеком - хранителем, человеком - пастырем или хайдеггеровским человеком?

Несколько лет тому назад я сидел на подиуме рядом с Пинхасом лапиде (еврейский теолог и историк израиля. - прим. ред. ), И он рассказал примечательную парагностическую историю об одном раввине, жившем во времена поздней античности. Этот богослов, не вполне согласный с талмудом, якобы учил, что бог двадцать семь раз безуспешно пытался вызвать к жизни своё творение, и только при двадцать восьмой попытке ему удалось создать мир, который вышел наконец и держится до сих пор. Это показывает, что мыслители, принадлежащие к цепочке нашей традиции, обнаружили проблему неудачных творений значительно раньше, чем это принято полагать. Под покровом католического оптимизма в оценке творения, который - ко взаимной выгоде - соединился с платоническим тезисом о благости всего сущего, - существует и подводное течение, направленное на создание диссидентской онтологии, которая питает недоверие к божественным и человеческим творцам - делателям и отнюдь не приписывает им заранее умение и удачливость. Это тем больше заставляет их доказывать, что они действительно могут то, на что, по их уверениям, способны. Впрочем, современные представители генной инженерии имеют сильную позицию в полемике, приводя тот аргумент, что люди, страдающие наследственными заболеваниями, отнюдь не являют собой свидетельства искусности божественного творения. Только в том случае, если же такие люди оказались ущербными только из-за глупой случайности, то a Priori легитимны все возможные мероприятия, способные загладить влияние случая.

И - последнее слово о страхе перед техникой, существующем в нашей культуре. Вся техника до сих пор была противоестественной, противоприродной, потому что она следовала принципам, которые нигде в природе не проявляются в таком виде: например, резание прямым лезвием, чисто круговое вращение колеса, баллистическая кривая полёта стрелы, выпущенной из лука, связывание узлом и так далее. Техника на протяжении тысячелетий была аллотехникой (Allotechnik), то есть техникой, созданной для выполнения противоестественных, противоприродных функций и действующей на принципах механики, соответствующих абстрактной геометрии. Только сейчас достигнут рубеж, за которым техника начинает быть техникой, подобной природе, - гомеотехникой (Homo? оtechnik), А не аллотехникой. Она уже не порывает столь резко с Modus Operandi природы, она приноравливается к её образу действий, кооперируется с природой, встраивается в процесс природного производства живого, который поддерживается на основе долговременно сохраняемых успешных образцов, обретённых в ходе эволюции. Тут появляется новая форма кооперации и симбиоза со старой природой - процесс, который вызывает такую же неприязнь, какую вызывала и первая техника. И тем не менее новые эпиприродности второй техники - это нечто принципиально иное, чем антиприродность первой техники.

Быть может, то, что я называю здесь гомеотехникой, есть не что иное, что предвещала каббала, выдвигая свои фантазии. Как известно, она представляла собой попытку прояснить скриптуальные процедуры бога и подражать им. Каббалисты были первыми, кто уяснил для себя, что бог - отнюдь не гуманист, а информатик. Он пишет не тексты, а коды. Таким образом, если бы кто-то мог писать так, как бог, он придал бы концепту письма такое значение, какое не умел придавать ему ни один пишущий из людей. Генетики и информатики по-другому пишут. И в этом смысле тоже началась постгуманистическая эра.

Петер слотердайк, Ганс-юрген хайнрихс, "солнце и смерть. Диалогические исследования".