Парацельс (настоящее имя теофраст Филипп ауреол бомбаст фон гогенгейм) (1493 - 1541).

Ezomir.

Девиз его гласил: "Не Будь Другим, Если не Можешь Быть Собой". Едва ли мы разыщем в анналах истории личность, способную сравниться с парацельсом - врачом, астрологом, антропософом, теологом, мистиком и магом
. В момент, когда наука начинала разделяться на множество отраслей, когда внутри христианской веры вспыхнуло противоборство враждующих догм, когда земля вот-вот должна была лишиться гордого звания центра вселенной, - короче говоря, в эпоху, когда рушилась старая единая картина мира, - парацельс достиг невозможного: он связал теоретическое знание, практику и веру воедино. В погоне за этим магическим идеалом он продемонстрировал свою укорененность в традициях уходящего средневековья - эпохи, когда подобное объединение всех областей человеческой мысли все еще было допустимо. Но этой тяге к прошлому парацельс смело противопоставил новаторский эмпиризм. Предав публичному сожжению труды Галена и указав этим символическим жестом на полную беспомощность своих коллег - врачей, он дал понять, что его собственный мир будет объединен совсем иными средствами, нежели те, что предлагает традиция. Парацельс желал постичь истинную природу вещей путем настоящих научных исследованиями, а не штудируя древние пыльные тома.
Эти смелые воззрения и предопределили его критическое отношение к античным авторитетам, за которые прошлое держалось с непоколебимой и слепой верой. Парацельс был убежден, что высший авторитет - сама природа, ибо природа, в отличие от человека, не допускает ошибок. Все в природе участвует в работе Machina Mundi - мирового механизма, сконструированного по божественному плану. Все разнообразные формы и явления материального мира имеют глубокий смысл и все они суть манифестации божества.
Парацельс утверждает: лучший врач для человека - бог, творец здоровья, ибо тело существует не само по себе, а как жилище души. Поэтому тело и душу следует лечить одновременно и стараться привести их в гармонию, каковую только и можно считать подлинным здоровьем. Когда в человеке царит внутреннее согласие, мирское начало в нем гармонично сочетается с божественным. Само слово "Религия" восходит к латинскому "re - Ligare" - "связывать заново". То же самое можно сказать и о процессе лечения. Религия - основа медицины. Парацельс предрекает несчастья людям, которые неспособны познать самое себя. Ведь такие люди не могут постичь свою истинную природу, дарованную им от бога, а только гармония со своим истинным "я" позволяет человеку вести правильный и здоровый образ жизни. Из этого следует, что врач должен также быть и астрологом: его обязанность - понимать гармонию небесных сфер и влияние их на земную жизнь. Мало того, он должен быть теологом, чтобы осознавать душевные потребности пациента, и антропологом, чтобы понимать его телесные потребности. Он должен быть алхимиком, чтобы постичь универсальные субстанции, присутствующие в гармоничных пропорциях в каждом предмете и явлении материального мира. Вдобавок, он должен сознавать действие первозданных творческих сил вселенной, ибо эти силы универсальны и присущи также человеку. И, наконец, врач должен быть мистиком, дабы понимать, что не все в этом мире исчерпывающе объясняется логикой (как это показали древние); итак, мистицизм - последнее звено, завершающее систему парацельса.
Парацельс утверждает, что бог при сотворении мира наделил вещи различными качествами - силами, которые позволяют им вести независимое существование. Таким образом, не следует постоянно ожидать божественного вмешательства: человек способен действовать самостоятельно, подобно звездам, которые не нуждаются во внешнем импульсе для движения по небу. Небесные тела на человека влияют. На них обитают античные боги, которые излучают смертный свет - ибо все в тварном мире смертно. Источником же бессмертного божественного света, воспринимаемого бессмертным началом в человеке, является бог. Эти два вида света - сущность всего, что есть в мире. Астролог исследует смертный свет звезд и обретает мудрость, размышляя о нем. Человек слеплен из звездной пыли; звезды - его старшие братья, от которых происходит разум, искусство и наука. Все эти вещи смертны. Астролог не исследует Христа, апостолов и пророков: эту высшую функцию выполняет мистик.

Человек восприимчив к излучению звезд, и влечение к звездному свету возвышенно по своей природе, но, в то же время, смертно. Влечение это люди испытывали и до пришествия Христа; испытывают его они сейчас, и даже сильнее, чем прежде. Во время земной жизни Христа многие астроном, маги и гадатели отказались от своего искусства ради стремления к вечному свету. Парацельс напоминает нам о Дионисе ареопагите, который отрекся от астрологии, дабы следовать за святым Павлом: Дионисий отказался от меньшего ради большего. Так же и мы все должны стремиться к большему, каждый в согласии со своей природой, дарованной ему звездами.
Но, к несчастью, человек к слеп своей истинной сущности и к заключенному в нем двоякому свету. Окончательно оторвавшись от своей подлинной природы, он неизбежно заболевает, ибо тело его отделяется от одушевляющего его потока энергии. Большинство людей не отличаются ни настоящей набожностью, ни истинной ученостью. "Если бы Христос спустился с небес, он не нашел бы ни одного, кого мог бы обратить в истинную веру. Лишь в том случае, если бы Юпитер снизошел на землю со своей планеты, он не нашел бы здесь настоящих исследователей: он нашел бы только школы, принадлежащие к которым люди лишь повторяют мудрость, которую извлекли из звезд их предшественники. Эти старые школы мертвы, и последователи их слепы к смертному свету".

Лишь немногие обращают взор к звездному небу, с которого льется вечный свет, направляющий человечество к новым наукам и искусства. Над музыкой, например, властвует планета Венера. В том случае, если бы музыканты были восприимчивы к ее свету, они творили бы музыку более прекрасную и возвышенную, чем все мелодии прошлого, которые они до сих пор механически повторяют.
Столь поэтичные рассуждения из уст врача не могли прийтись по нраву его коллегам, вся наука которых основывалась на натуральной медицине Галена. Рецепты их были сложны и дороги. Их обывательский ум возмущали манеры парацельса, его пренебрежение к одежде, грубость речи и то, что он предпочитал писать по-немецки, а не по-латыни. Эти добрые буржуа чувствовали в нем душу бродяги. Его магические знаки и талисманы им свидетельствами ереси представлялись. Тщетно парацельс объяснял, что в физическом мире все вещи взаимосвязаны и что знак той или иной планеты, выгравированный на талисмане, наделяет последний силой этого небесного тела; что металл, из которого изготовлена магическая медаль, также связан с соответствующей планетой, а потому усиливает эффективность талисмана; что эти магические знаки - отпечатки звезд на земных предметах.
Парацельс облекал свои теории в конкретную форму, восходящую к средневековому реализму, в котором идеи были не абстракциями, а сущностями. Это стремление представить все в зримой и осязаемой форме временами заставляло его выступать с поистине фантастическими заявлениями, который вызовут улыбку даже у самого снисходительного критика. К примеру, он утверждает, что такие мифические существа, как фавны и нереиды, вполне реальны и что можно изготовить искусственного человека - гомункула. Вырванные из контекста, эти заявления и впрямь кажутся бессмысленными; однако как неотъемлемая часть системы парацельса они вполне логичны и закономерны.
Но еще более важно то, что, несмотря на все подобные заблуждения, парацельс своими удивительными методами исцелял пациентов, как по волшебству, - а пациенты рассудительных последователей Галена умирали. Именно этот факт (а не фантастические теории) и настроил ученый мир против парацельса. Он вынужден был скитаться из города в город, нигде не находя пристанища. Прямолинейность и раздражительность не давали ему пойти на уступки, и все, что ему теперь оставалось, - странствовать по дорогам в поисках высшей мудрости. В своих трактатах по хирургии парацельс перечисляет множество стран, в которых побывал за свою жизнь. "Повсюду, - Пишет он, - я Прилежно Учился и Набирался Опыта в Истинном Медицинском Искусстве, не Только у Докторов, но и у Цирюльников, Женщин, Колдунов, Алхимиков, в Монастырях, Среди Простонародья и Среди Знати, и у Смышленых, и у Бесхитростных Людей". Нередко простые крестьянские средства он находил более действенными, чем сложные снадобья ученых докторов. Его простые предписания творили чудеса, и это не удивительно: ведь твердая убежденность парацельса в своей правоте вселяла уверенность и оптимизм в пациентов. Страх перед болезнью, - говаривал он, - опаснее, чем сама болезнь.

Алхимия, которой парацельс занялся еще в ранней юности, навела его на мысль об использовании минералов в качестве медикаментов. Так он положил начало новой науке - фармацевтической химии. Он успешно лечил сифилис ртутью и рекомендовал для этой цели также смолу гваякового дерева, которую испанцы ввозили из сан - Доминго. Парацельс и его последователи радикально преобразовали алхимию. Парацельс утверждал, что главная задача алхимии - отделять чистое от нечистого и улучшать различные виды первичных субстанций. Все, что природа сотворила несовершенным, - будь то металл, минерал или иное вещество, - должно быть усовершенствовано методами алхимии. Так герметическое искусство от привязанности к земным нуждам освободилось. Производить золото алхимическими способами, согласно парацельсу, возможно, но физико-химическая процедура дает не очень хорошие результаты. Самое лучшее золото получается посредством психо - химических операций. Эта идея вела от золотоискательства к представлению о том, что главная цель эксперимента - совершенствование человека.