"Классика - то, что все Считают Своим Долгом Прочесть, но Никто не Читает" - сказал Марк твен.
Посмотрев на пыльные тома, наглухо запертые в родительской стенке, ты соглашаешься. Кстати, твен. Что он там еще написал, кроме "Тома Сойера"? Надо погуглить.
Разумное, доброе, вечное теперь достается парой кликов, а не долгими поисками в библиотеке. Писатели существуют в виде цитат и интервью, романы - в виде кратких пересказов, а бумажная книга бьется в агонии, близкой к ситуации из "451 градуса по Фаренгейту". Запретных книг больше нет - гугл сравнял всех
. Но не стоит хвататься за голову и рыдать о смерти литературы. Литература теперь везде и нигде.
Нишевая экономика нишевую мораль порождает. Классика бессмертной только благодаря кино остается. И это, кажется, всех устраивает. Современная беллетристика больше не дает ответа на насущные вопросы. Для этого есть другие жанры. Все, что называется коротким, но емким словом "нон - Фикшн". Не выдумка".
Сейчас ты можешь найти пошаговую инструкцию для каждой минуты твоей жизни. Но так было не всегда. Лишь в середине ХХ века нон - фикшн стал таким, каким мы привыкли его видеть. Занимательным, иллюстративным, дающим ответы на конкретные вопросы, а главное - доступным широкому читателю.
Все началось в США после второй мировой, когда махровым цветом зацвели всевозможные свободы. Началось критическое переосмысление традиционных ценностей, морали, религии и законов. Постепенно даже до самых тупых дошло, что жизнь это экспириенс, а не марш энтузиастов. Кашу, заварившуюся тогда в умах, мы расхлебываем до сих пор в виде эрзац символов свободы, выброшенных на прилавки глобализацией.
Философ Джон дьюи одним из первых обозначил оппозицию между традиционной и осознанной моралью. Традиционная мораль - мораль группы, почтение к вечным ценностям, родительский ремень, чью правоту не принято оспаривать. Осознанная мораль основана на самостоятельном осмыслении и рефлексии. Социологи, теологи, битники, фрейдисты, - все советовали молодым оторваться от их групп, районов, религиозных общин. Индивидуализм со скоростью света распространялся.
"Наши усилия должны быть направлены на построение общества, где будущее бесконечно расширяется. Новые ценности: многообразие, сложность, самоанализ "- Писал Ричард Рорти в Книге"обретая нашу страну".
Именно правила, а не законы задали рамки новой морали. Вот что пишет о разнице закона и правила Жан бодрийяр в своей книге 1979 года "Соблазн": "перед законом все равны, перед правилом никакого равенства нет. Оно существует, причем разделяемое всеми членами группы. Правило не является правовой юрисдикцией, а значит, освобождает нас от закона. Избавляет от принуждения выбора, ответственности, смысла. В правило нельзя верить или не верить - правило соблюдают".
Секта Чарльза Мэнсона, пастафарианство, церковь челябинского метеорита и множество других локальных карго - культов действуют по принципу правила, а не закона. Лучше надеть на голову дуршлаг по приколу, чем военную каску по приказу родины. Единственная и главная проблема духовной свободы в том, что ей нет конца. Освобождаться можно до бесконечности. Вернее, до смерти.
Многие из тех, кто воспринял идеи нью - эйдж и призывы к самопознанию, в итоге вынуждены были вернуться к традиционным ценностям. Только теперь в качестве манеры поведения, а не веры. Новая экономика и новая мораль потребовали новых установок, для изложения которых не годились старые формы. Подвешенные в пустоте и наполненные пустотой индивидуалисты больше не могли опираться на романтические абстракции.
Мир все больше похожим на выдумку становится. Поэтому дополнительные выдумки ему не нужны. Публика с восторгом принимает открытия в областях физики и экономики, изложенные в доступной для простого человека форме. В мире, где главным объектом желания является успех, биография становится все более востребованным жанром. Биографии джобса и брэнсона уже несколько лет подряд возглавляют мировые списки бестселлеров. Из того же ряда - бешеная популярность публичных лекций. Опыт стал точкой сборки, способной объединить самых разных людей. Жизнь как глобальный лайфхак: от способов завязать шнурки до спасения экономики стран третьего мира. Советы дают, потому что в них нуждаются. На американском "Амазоне" и в крупнейшей книжной соц. Сети Goodreads лидируют The Power of Introverts in a World That Can't Stop Talking Сьюзен Кейн и Strengthsfinder 2. 0 тома Рэта. В россиипо итогам 2013 года самой продаваемой книгой (126 000 экземпляров) стала "Как Жить Дольше 50 лет" доктора Мясникова. Такая жизнь.
Ценность возвращается доброго дружеского совета. Пусть в кармане не всегда есть лишние деньги на пожертвования хорошему человеку или классному проекту, но ты всегда можешь поделиться с другими информацией, что снег в городе посыпали едкой дрянью, а в кафе за углом теперь подают вкусный кофе. Хочешь быть оригинальным - будь добрым.
Как будто бы в стороне от всего этого жмется современная русская беллетристика. Над ней по-прежнему витают тени бородатых классиков XIX века. В современных условиях любое "Великое" явление иронию вызывает. Не избежала этого и великая русская литература, распавшаяся на тысячи осколков, из которых уже не собрать слова вечность. "Будущее Русской Литературы - это её Прошлое" - сказал сто лет назад Евгений Замятин.
Раздавая интервью после выхода своего последнего романа "Теллурия", Владимир Сорокин сформулировал важную вещь: "ни один язык не способен исчерпывающе описать современный мир, поэтому и нет великих романов. Реальность больше не описуема с помощью одного языка. Мир развивается нелинейно". Сейчас запрос на ясность и конструктив как никогда велик. Иванов, чей Ad Marginem шокировал, открывал новые имена и задавал тренды, почти целиком переключился на нон - фикшн: биографии, исторические дневники, книги об искусстве, архитектуре и дизайне. А Владимир Сорокин, до этого три десятилетия последовательно разрушавший отжившие литературные формы, впервые попытался построить роман - конструктор из 50 разных языков. Эти 50 языков - лишь малая часть глобального хора, где никто ничего не понимает, но очень хочет быть услышанным, и, в конце концов, понятым. Зачастую все, что мы можем сделать для другого - это хотя бы попытаться ответить на его вопрос. Каким бы странным и необычным он не был. Источник: метрополь.